«Время и бытие»: введение

С формальной точки зрения «Время и бытие» — очевидно, инверсия главного труда Хайдеггера «Бытие и время». Но путь от «Бытия и времени» к «Времени и бытию» слишком сложен, чтобы можно было говорить о простой инверсии концептов «Бытия и времени». Эти «концепты» претерпевают глубокие изменения, без отказа, однако, от их изначального замысла.

В «Бытии и времени» Хайдеггер движется от феноменологической герменевтики человеческого существа к фундаментальной онтологии Бытия. Он раскрывает разные слои опыта, анализируя вещи природы (Vorhandensein), вещи-артефакты (Zuhandensein) и заботу, сердцевину и фундаментальную структуру человеческого бытия. Все три образуют изначальное, нерасторжимое единство бытия-в-мире. Это единство унаследовано от гуссерлианской концепции сознания как интенциональности: всякое сознание есть сознание о чём-то. Поэтому не существует безмирного субъекта (примером которого служит res cogitans Декарта), как и без человека не существует мира в каком-либо содержательном феноменологическом смысле этого слова. Можно было бы назвать корневую природу человеческого существа осознанностью (awareness) — осознанностью, которая озабочена своим собственным бытием-в-мире. На основе этой озабоченности своим собственным бытием-в-мире, человеческое существо затем способно заботиться и беспокоиться о других сущих.

Когда Хайдеггер утверждает, что время является условием возможности заботы, как бы её конституирующей структурой, он задается в сущности кантианским вопросом: «Что делает X возможным?». Именно единство трёх экстазисов времени — прошлого, настоящего и будущего — конституирует фундаментальное «вне-себя», таинственную прозрачность и открытость, характеризующие человеческую осознанность на контрасте со столь же таинственной непрозрачностью других существ. Можно было бы сказать, что отсутствие самосознания у животных так же странно для нас, как и наше наличествующее самосознание.

Утверждая в конце «Бытия и времени», что временность, базовая структура человеческого существа, возможно является горизонтом бытия, Хайдеггер имплицитно оставляет вопросы причинности и условий возможности и вступает на путь преодоления метафизики и онтологии. Утверждать о временности как горизонте бытия — не то же самое, что утверждать о ней как о причине или основе. Горизонт связан не с причинностью, а с направленностью и открытостью. После «Бытия и времени» Хайдеггер отказывается от различения между метафизикой (как традиционной философией) и фундаментальной онтологией — онтологией Бытия, которую он стремился найти. Отныне метафизика, онтология и теология тождественны, и признаком их является Бог философии, который есть causa sui и summum ens.

Именно такой род философии, метафизику и онто-теологию, Хайдеггер желает оставить (не преодолеть). Когда он пишет о конце философии, он немедленно поднимает вопрос о задаче мышления. Конец философии — это не конец мышления. Мышление должно отступить от метафизики как истории бытия и внять Случанию (Appropriation, Ereignis^[1]), которое не метафизично.

В центре внимания этой лекции находятся время и бытие. Какую же трансформацию претерпели эти термины теперь, когда их следует мыслить неметафизическим образом? Согласно Хайдеггеру, в традиционной философии бытие мыслилось исключительно как некое присутствие^[2]. Способ присутствия меняется на протяжении истории философии, но не диалектическим исчисляемым образом, как у Гегеля, а внезапными эпохальными трансформациями, которые невозможно предсказать заранее. Таким образом, Хайдеггер набрасывает основные формы бытия в истории философии: Единое (объединяющее уникальное Одно), Логос (собирание, которое поддерживает все вещи), idea, ousia, energeia, субстанция, актуальность, впечатление, монада, объективность, сущее положенное или самополагающее в смысле «воли» разума, любви, духа, власти, воли к воле в вечном возвращении того же самого.

И бытие, и время — это понятия с долгой историей в традиции метафизики, восходящей к Платону. Хайдеггер даже использует эти два понятия для объяснения, что есть метафизика в его концепции: метафизика начинается, когда Платон разделяет сферу бытия (идеи) и сферу времени (становление, экзистенция). Таким образом, Хайдеггер должен взять эти два термина, которые определяют его концепцию метафизики, и попытаться придать им неметафизическое значение. Это немалая задача. Мы оказались в ловушке метафизического мышления. Как можно мыслить бытие иначе, чем как то, что никогда не меняется? Как можно мыслить время иначе, чем как преходящую, постоянно меняющуюся сферу экзистенции (existence)?

В остальной части этого введения я ограничусь указанием на тот путь, по которому Хайдеггер следует в первых шагах, отступающих от метафизики.

Бытие. В качестве термина это понятие уступает место хайдеггеровскому Ereignis — слову, не имевшему ранее философского значения. Слово «бытие» слишком увязло в метафизических коннотациях. Но Хайдеггер всё же сохраняет его, чтобы поддерживать связь со своей ранней постановкой вопроса о бытии. Другими словами, вопрос остаётся тем же, но во «Времени и бытии» Хайдеггер стремится нащупать пути выхода из метафизики. Случание (Ereignis) обозначает не «сферу», как бытие, а скорее отношение — отношение человека и бытия. Случание неметафизично не только потому, что это активность^*, нестатичный процесс, но и потому что в отношении между человеком и бытием, как слученных друг с другом, само отношение является более фундаментальным, чем то, что друг к другу относится.

Время. Традиционную теорию времени начиная с Аристотеля можно грубо описать как череду моментов «теперь». Даже если это упрощение, всё равно остается фактом, что философы всю историю боролись с проблемой времени и оказались в тупике. Как заметил Кант, «время не имеет никакой формы», и это делает его более трудным для осмысления, чем пространство. Пожалуй, одним из самых неплодотворных аспектов традиционных теорий времени было то, что его рассматривали параллельно с пространством и тем самым всегда ненароком наделяли пространственными чертами.

Хайдеггер отошёл от этой концепции времени уже в «Бытии и времени». Какой бы ни была теория времени, она должна предложить структуру события. Событие или свершение (occurrence or event) в «Бытии и времени» относятся к временности Dasein, и его структура очень близка к «Феноменологии внутреннего сознания времени» Гуссерля, в его акценте на будущем как первичном модусе времени.

Событие или свершение во «Времени и бытии» затрагивает темпоральный характер самого бытия. Далеко отстоя от феноменологии (бытие не может «являться» в каком-либо феноменологическом смысле) и от онто-теологии, будущее как удержание присутствия и прошлое как отказ присутствия подают и приносят присутствие в их взаимных отношениях. Присутствие (presence) выступило заменой настоящему (present), которое слишком легко спутать с аристотелевским «теперь». Таким образом, Хайдеггер преуспел в замене череды моментов «теперь» истинной размерностью времени. Можно сказать, что он описывает чистое свершение безотносительно к свершающемуся; и, таким образом, свершение сохраняет пространство для случания друг с другом человека и бытия.

Случание (Бытие) и время почти срастаются в этом анализе, не сливаясь, однако, в безраздельном тождестве. Время — это то, как Случание случает. Что касается Случания, мы не можем о нем сказать, что оно есть, или что оно дано (es gibt). Это было бы как бы выведением потока из его источника, который можно и нельзя назвать^[3].

То Одно единственное мудрое хочет и не хочет называться именем Зевса (Жизни).^*