Маэстро Боли № 2
Южинцы и Последняя доктрина
В 1960-х Юрий Витальевич Мамлеев читал свои рассказы в советских богемно-подпольных квартирах, становясь все более и более известным, пока его не настиг ошеломительный успех «Шатунов» (1968). В этот период, за пару лет до «Шатунов», было написано произведение «Боль № 2». Мамлеев сам выделяет его как поворотное именно в философском и метафизическом смысле, как парадигмальный текст. Новая доктрина, которая позже будет названа «Последней доктриной», формируется в нем.
О Последней доктрине Мамлеев говорит, что она «создавалась вместе с Гейдаром Джемалем», другим видным участником Южинского. Его версия доктрины оформилась в виде опубликованного текста 15 лет спустя в трактате «Ориентация Север» (1980). Основной его смысл заключается в понятии, или скорее указании на некую «Точку, в которой кончается космос», неизвестном «Другом» за пределами Абсолюта, любых переживаний и запрограммированной Реальности.
Последняя Доктрина Мамлеева схожа, но в объяснении по крайней мере используются другие слова. Он тоже говорит о чем-то «по ту сторону Абсолюта», но называет это Бездной. Совпадение с понятием Экхарта может только запутать, в «Последней доктрине» Мамлеев проговаривает свое отстранение от него, утверждая, что бездну следует искать за пределами любого рода «Божественности» и «Божественного ничто» (а также «Божественной полноты»).
Это словоупотребление дарит нам пока что только полезное понятие «Существо Бездны». О нем, к сожалению, тоже толком нельзя сказать ничего конкретного, кроме того, что оно — основная суть и смысл произведений Мамлеева. Совокупность произведений Мамлеева представляют собой калейдоскоп разных абрисов, силуэтов — вариаций Существа Бездны, которому может быть посвящен рассказ, или которые могут встречаться в романах эпизодически тут и там, затмевая своими сверхмассивными фигурами порой незамысловатый основной сюжет.
Мамлеев сам признается, что «доктрина» находится в довольно рассеянной стадии и как будто даже предлагает читателю самому ее додумать. Он сомневается также, что ее вообще можно точно сформулировать.
Тоже является частью вселенной
Сюжет произведения «Боль № 2» таков. Главный герой — мужчина, о котором мало что можно сказать, некий Девадатта (Илья). В начале с ним случается неприятное происшествие — его кусает за задницу свинья, после чего он попадает в больницу. Это событие называется «Болью № 1». После него герою начинают видеться в клозете свиные головы. А еще через какое-то время его безотзывно посещает «Боль № 2».
«Она тоже прикоснулась к полу! Она не та, за кого ты ее принимаешь!» — такие мысли настойчиво возникают у героя, не позволяя ему любить прекрасную и чистую девушку, не позволяя любить никого и ничего вообще. Психиатр убеждается в отсутствии других характерных симптомов, по которым можно было бы поставить диагноз, а также не находит никаких возможных причин такой «травмы». «Такое ощущение, что в вашей душе есть одна абсурдная точка, не связанная ни с внешним миром, ни с вашей жизнью, ни с вашей психикой, ни с состоянием вашего здоровья». И после этого сразу «теряет» к герою «всякий интерес».
На наш взгляд, «прикосновение к полу», к которому у героя возникает чудовищное отвращение, когда это действие совершает какой-либо человек, — является превосходным символом. «Она тоже прикоснулась к полу». 1) Пол — нечто, находящееся внизу, под ногами. Он может символизировать материю (ср. «под-лежащее») или какой угодно «нижний», инфериорный по отношению к чему-то высшему, принцип. 2) Прикоснуться — связаться, иметь отношение. То есть, иметь отношение к нижней сущности. 3) Тоже — может быть, диалектически присоединяющий все новые и новые горизонты метод 4) И даже «она» может иметь однозначное соответствие, если мы рассмотрим всю символическую ситуацию в одном наборе декораций из возможных — а именно, гностическом, где героиня определенно будет воплощать Софию Ахамот, на что будет больше намеков только в позднее написанном «Эпилоге».
Что же за травма или заболевание, которое подхватил герой, у которого нет космического объяснения, природной причины и биографического соответствия? И что за не связанная ни с чем «точка» в душе? Согласно гипотезе врача, именно «абстрактная точка» ответственна за возникающие у героя острые чувства, когда он наблюдает момент касания пола. В гностической космогонии это действие будет указывать на само событие возникновения мира, воспринимающееся в этой «традиции» (весьма антитрадиционной) как катастрофа. То есть, речь идет о катастрофе возникновения мира. «Просто боль № 2 появилась из пустоты... но, возможно, связанной с какой-то чудовищной катастрофой, постоянно присутствующей в мире». Что касается пола, достаточно трудно подобрать одно подходящее понятие для его интерпретации. Сдается, что наиболее четко здесь будет подходить даже не материя — возникшее уже на излете античной классики понятие Аристотеля, — а вся вселенная как таковая. Вообще всё, что можно почувствовать, назвать и помыслить, и есть пол. И у самого Аристотеля формы без материи не существует, и всё, что только есть, касается материи. Абстрактная точка же здесь в минимальном смысле будет выступать неким свидетелем, знающим и помнящим о том, ЧТО символизирует прикосновение к полу.
Существует много картин мира, в которых эта метафора будет означать нечто очень жгуче реальное и фундаментальное. Есть и более древние, чем гностицизм 1—3 вв. н.э.*. Их можно было бы даже объединить именно по этому признаку. «Гнозис», некое фундаментальное откровение — какое и о чем именно? Явно, суфийский гнозис и «церковный гнозис» Климента Александрийского не напоминает истину «Боли № 2». Это, очевидно, откровение другого рода, и объединять их может только человек, не понимающий ни первое, ни второе.
В конечном итоге, с учетом символизма свиных голов и определенного демиургизма «Боли № 1», кажется, что именно классический гностицизм больше всего подходит для расшифровки символизма произведения. На наш взгляд, однако, его послание шире. И концепция Джемаля, и доктрина Мамлеева не сводятся к гностицизму и не указывают прямо на него. Оба они имеют дело с неким черным болезненным подозрением, которое необязательно связано с травматизмом «возникновения мира» (возникновение — это уже интерпретация). Связано оно с тем, что с миром, взятым как целое, или любой его отдельной частью, что-то не так. Ему, как видится, следовало бы быть каким-то другим. Почему он таков? Зачем он вообще? И возможно ли здесь «лечение»?..