«Антихрист». Обзорный комментарий

1. История возникновения и публикации

Зиму 1887-88 Ницше провел в Ницце, откуда 3 февраля 1888 г. писал в Базель Ф. Овербеку. В письме¹ он, с одной стороны, видит «очертания огромной задачи, которая теперь стоит передо мной», а с другой — жалуется на «целые дни и ночи», «когда я уже не знал, как жить, и когда меня охватывало черное отчаяние, какого я до сих пор не испытывал. Тем не менее я знаю, что не могу ускользнуть ни назад, ни вправо, ни влево: у меня нет выбора». Далее говорится: «Не следует теперь ждать от меня "красивых вещей": так же, как не стоит ждать, чтобы страдающее и голодающее животное с изяществом разрывало свою добычу. Многолетнее отсутствие по-настоящему освежающей и исцеляющей человеческой любви, абсурдное одиночество, которое приводит к тому, что почти все оставшиеся связи с людьми становятся лишь причиной ран. Это хуже всего, и имеет только одно право на свое существование — право быть необходимым».

«Красивых вещей» Ницше, может, за исключением «Дионисийских дифирамбов», в 1888 г. действительно больше не создавал. Подобные отрывки из писем, сколь бы информативными они ни были, искушают преуменьшать значение произведений последнего творческого года Ницше, считая их плодами плачевного физического и психического состояния, релевантными разве что для биографии и патографии. Но этим упускаются из виду реальные, по Ницше, сотрясающие мир и мораль проблемы, которые эти произведения поднимают и намереваются решить. Заклинаемое в письме к Овербеку «право быть необходимым» как раз и означает, что не индивидуальная ситуация должна определять эти произведения, а, скорее, то, что необходимо миру в целом. Свою собственную подверженность болезням и страданиям всякого рода Ницше интерпретировал как (обусловленную декадансом) сверхчувствительность к тайным страданиям культуры. Доподлинно известно только то, что в начале 1889 г. Ницше впал в патологическое состояние, которое вскоре приобрело черты необратимой деменции. (Раньше в этом — несмотря на яростные возражения Элизабет Фёрстер-Ницше — охотно винили сифилитическую инфекцию; новейшие медико-исторические исследования на основе сохранившихся симптомов скорее указывают на менингиому² или синдром MELAS³, при этом напрашивается подозрение, что ретроспективные диагнозы без новых материальных доказательств следуют соответствующим медицинским модам современности.) Резкое проявление этого заболевания, тем не менее, ничего не меняет в том, что произведения и записи Ницше 1888-89 гг. заслуживают философского внимания.

13 февраля 1888 г. Ницше сообщил Генриху Кёзелицу: «Я закончил первый набросок моего «Опыта переоценки»: это была, в общем и целом, пытка, и у меня еще совершенно нет на это мужества. Через десять лет я сделаю это лучше»⁴. Под этим «опытом» подразумеваются тетради из наследия W II 1, W II 2 и W II 3; однако работа не стала ждать десять лет. 2 апреля Ницше покинул Ниццу и направился в Турин, куда он, сев не на тот поезд, прибыл только 5 апреля: «Это поистине тот город, который мне сейчас нужен!», — говорится в письме к Кёзелицу от 7 апреля 1888 г.⁵ В это время были написаны «Казус Вагнер», а также тетради из наследия W II 5 и W II 6. Уже в начале июня Ницше в седьмой и последний раз отправился в Энгадин, в Зильс-Марию, где он должен был пробыть до 20 сентября. Новости, которые он посылал о своем здоровье, например, Овербеку 4 июля 1888 г., звучали, однако, не очень обнадеживающе: «Жизненная сила уже не в порядке»⁶. Тем не менее, летом 1888 г. Ницше был охвачен «опьянением решимости»⁷.

В «последнее воскресенье месяца августа 1888 года» Ницше составил свой последний «проект плана к: "Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей"»⁸. Этот «проект» предусматривает произведение из четырех книг, которое — как и позднее «Антихрист» — начинается с предисловия под названием «Мы, гиперборейцы». Первая книга носит заголовок «Что есть истина?», включает в себя «психологию заблуждения», рассуждения о «ценности истины и заблуждения» и о «воле к истине». Во второй книге должно было обсуждаться «происхождение ценностей» на примере «метафизиков», «homines religiosi», «добрых» и «исправителей» (там же). Третья книга, озаглавленная «Борьба ценностей», должна была, согласно проекту, содержать «мысли о христианстве», а также «физиологию искусства» и «историю европейского нигилизма», в то время как четвертая провозглашала «великий полдень», опять же в трех главах: «Принцип жизни "Ранговый порядок"», «Два пути» и «Вечное возвращение» (там же, 538). Уже в списке «Сочинений Фридриха Ницше по годам их создания», напечатанном в первом издании «К генеалогии морали» 1887 г., среди готовящихся к печати произведений упоминается «Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. В четырех книгах». Следуя последнему плану «Воли к власти» в 18[17], Ницше в августе 1888 г. собрал несколько фрагментов периода 1886-87 гг.⁹, которые показывают, что речь шла прежде всего об использовании более старых записей, которые затем частично вошли в сочинения 1888 г. «Антихрист» в окончательной форме имеет мало общего с этим планом, так как вскоре Ницше отказался от идеи произведения под названием «Воля к власти»¹⁰.

Взамен в начале сентября подзаголовок этого проекта стал основным заглавием произведения: «Переоценка всех ценностей», которое также состоит из четырех книг, по-прежнему завершается «Философией вечного возвращения» (основной заголовок этой книги: «Дионис»), но уже начинается с «Антихрист. Опыт критики христианства» в качестве первой книги¹¹. Другой очень похожий проект датируется несколькими неделями позже¹². Согласно письму от 7 сентября 1888 г. к Мете фон Залис, Ницше 3 сентября написал предисловие к «Переоценке» — «самое гордое предисловие, которое, возможно, когда-либо было написано»¹³. Фактически, летом 1888 г. Ницше начал работу над «Праздностью психолога», которую он в итоге переименовал в «Сумерки идолов»¹⁴. Материал для этого произведения одновременно составляет основу «Антихриста», так что эти два произведения можно назвать близнецами¹⁵.

В Зильс-Марии Ницше жил до 20 сентября, а затем отправился в полное приключений путешествие обратно в Турин¹⁶. 30 сентября там была подготовлена к печати рукопись первой книги «Переоценки всех ценностей» — «Антихрист». «Она обладает такой энергией и прозрачностью», — говорится уже 14 сентября 1888 г. в письме к Овербеку, «каких, возможно, еще не достигал ни один философ. Мне кажется, будто я вдруг заново научился писать. Что касается содержания, страсти проблемы, то это произведение взрезает тысячелетия — [...], и я клянусь, что все, что когда-либо думали и говорили о критике христианства, — сущая детская забава по сравнению с этим»¹⁷. «Переоценка всех ценностей» стала теперь главной задачей Ницше, по отношению к которой все остальное — например, полемика с Вагнером, задокументированная в одновременно выходящем «Казус Вагнер» — представлялось лишь прелюдией. 4 октября Ницше сообщил своему издателю Науманну: «Состояние значительно улучшилось. Мое лето было совершенно невыносимым»¹⁸.

В октябре по-прежнему речь идет о четырех книгах «Переоценки» — «они выходят по отдельности», — писал Ницше Овербеку 18 октября 1888 г.¹⁹ 30 октября 1888 г. Ницше анонсировал Генриху Кёзелицу «Ecce Homo», о завершении которого он объявил 13 и 14 ноября в различных письмах. «Все это — прелюдия к Переоценке всех ценностей, произведению, которое лежит передо мной в готовом виде: я клянусь вам, что через два года мы ввергнем всю землю в конвульсии», — сообщил Ницше Георгу Брандесу 20 ноября 1888 г.²⁰ О «несравненном благополучии, единственном в моей жизни», он говорил уже 6 ноября 1888 г. Константину Георгу Науманну²¹.

Из письма Брандесу от 20 ноября 1888 г., как и из письма Паулю Дойссену от 26 ноября 1888 г., следует, что Ницше с этого момента считал «Переоценку всех ценностей» завершенной; вместо четырех книг она должна была состоять только из одной, законченного «Антихриста»: «Моя Переоценка всех ценностей, с основным заглавием "Антихрист", закончена. В ближайшие годы я должен предпринять шаги, чтобы перевести это произведение на 7 языков; первое издание на каждом языке около миллиона экземпляров»²². В постскриптуме к этим строкам, адресованным Дойссену, неоднократно говорится: «Мое здоровье сейчас чудесное, я готов к труднейшему»²³.²⁴

В начале декабря Ницше все больше видел себя в роли политического агитатора. Так, в черновике письма Георгу Брандесу от начала декабря 1888 г. можно прочитать: «Мы вступили в большую политику, даже в величайшую… Я готовлю событие, которое, скорее всего, разделит историю на две половины — до такой степени, что у нас появится новое летоисчисление: с 1888 г. как с года первого. Все, что сегодня на поверхности — Тройственный союз, социальные вопросы — полностью растворится в размежевании индивидов; у нас будут войны, каких еще не было, но не между нациями, не между сословиями: все взлетит на воздух, — я самый опасный на свете динамит. Через три месяца я собираюсь дать поручение на изготовление рукописного издания «Антихрист. Переоценка всех ценностей», оно останется совершенно секретным: оно будет служить мне агитационным изданием. […] Поскольку речь идет об уничтожающем ударе по христианству, очевидно, что единственная международная сила, у которой есть инстинктивный интерес в уничтожении христианства, — это евреи. Здесь есть инстинктивная вражда, не мнимая, как у каких-нибудь "свободомыслящих" или социалистов — мне плевать на свободомыслящих (Freigeistern). Следовательно, мы должны быть уверены во всех решающих возможностях этой расы в Европе и Америке — ведь ко всему прочему такому движению необходим крупный капитал. Здесь единственная естественно подготовленная почва для величайшей решающей войны в истории: остальная часть сторонников может быть принята во внимание только после главного удара. Эта новая власть, которая здесь возникнет, может в мгновение ока стать первой всемирной властью. Если правящие сословия сначала примут сторону христианства, то топор им под корень подложен, ибо все сильные и живые единицы непременно покинут их ряды. Все духовно нездоровые расы христианского мира примут веру правящих, то есть сторону лжи, — чтобы понять это не надо быть психологом. Результат таков, что здесь динамитом поднимет на воздух все способы организации стада, все конституции: противник не сможет выдвинуть чего-либо нового и окажется не готов к войне. Офицеров приведет на нашу сторону их инстинкт; что быть христианином в высшей степени бесчестно, трусливо, нечистоплотно, — это суждение безошибочно можно вынести из моего "Антихриста"»²⁵.

Конечно, Ницше, похоже, не отправил такое письмо, предназначенное для Брандеса, как и написанные в то же время письма Бисмарку и кайзеру Вильгельму II²⁶. Критические по отношению к иудаизму пассажи «Антихриста», очевидно, не заставили Ницше усомниться в его оценке, что «весь еврейский крупный капитал» (Кёзелицу, 9 декабря 1888 г.²⁷) присоединится к его движению. Антихристианский союз Ницше из «офицеров» и «еврейского крупного капитала» звучит и в некоторых фрагментах наследия этого времени. О немедленной публикации «Антихриста» как «Переоценки» Ницше не думал; сначала следовало заняться переводами. Согласно «Ecce Homo» WA 4²⁸, «сокрушительный удар молнии Переоценки» был запланирован только на 1890 г., на что также ясно указывают письма Науманну от 7 сентября, 18 сентября и 6 ноября 1888 г. Во вставке к Ницше contra Вагнер «Мы, антиподы», которую Ницше, однако, потом снова отбросил, также упоминается 1890 г. с восклицательным знаком как время переоценки²⁹.

После 3 января 1889 г., когда Ницше постигло помрачение рассудка, о публикации «Антихриста» сначала не могло быть и речи. Овербек, после того как он забрал рукопись из Турина, тщательно ее переписал³⁰. Сохранилась печатная рукопись Ницше с некоторыми исправлениями Кёзелица; у нее два титульных листа: на первом, более старом, надпись: «Антихрист. / Опыт критики христианства. / Первая книга / Переоценки всех ценностей.»; на втором стоит: «Антихрист. / Проклятие христианству.» На этом втором листе Ницше в итоге вычеркнул подзаголовок «Переоценка всех ценностей»³¹.

Впервые «Антихрист» был опубликован с подзаголовком «Опыт критики христианства» в 1895 г. в восьмом томе изданного Фрицем Кёгелем восьмитомного издания сочинений Ницше. При этом исправления Кёзелица были приняты без оговорок, а четыре места, которые показались Элизабет Фёрстер-Ницше предосудительными, были опущены — правда, не совсем без оговорок. Кёгель пишет в своем послесловии: «В одном месте опущено пять, в другом — четыре строки, в двух других местах — по одному слову»³². Пропуски остались и в более поздних изданиях, за которые отвечал веймарский архив Ницше. Четыре изменения, поясненные в комментарии к местам, касаются KSA 6, 200, 14 и далее; 207, 32–208, 3; 211, 6 и 253, 16–20. Текст без четырех искажений смысла опубликовал Карл Шлехта в 1956 г., в то время как Эрих Ф. Подах в 1961 г. еще и «Закон против христианства» причислил к содержанию «Антихриста». Первый достоверный текст представили Джорджо Колли и Мадзино Монтинари в 1969 г. в KGW VI 3.

2. Специфические высказывания Ницше о произведении

В то время как в «Ecce Homo» Ницше более или менее критически оглядывается на свои прежние сочинения и отчасти совершенно по-новому их осмысляет, чтобы представить свой путь мыслителя как линейный и последовательный, «Антихрист» в этих ревизиях сознательно опускается. «Ecce Homo» ведь должно было подготовить читателей к появлению «Переоценки всех ценностей»: «В предвидении, что недалёк тот день, когда я выдвину человечеству самые суровые требования, которые перед ним когда-либо ставились, мне кажется необходимым сказать, кто я такой»³³. Этот текст — отнюдь не просто ретроспектива жизни, а самоосмысление с прицелом на будущее, а именно на еще не напечатанную «Переоценку», планы и сообщения о которой (четыре книги или только одна, а именно «Антихрист») пока колеблются. «Переоценка всех ценностей — вот моя формула для акта наивысшего самоосмысления человечества, который стал во мне плотью и гением»³⁴.

Местами «Ecce Homo» предстает как своего рода автоагиография: это произведение, которое предвещает «Антихриста», то есть переворот всего доселе существующего, отрицает все искупительные конструкции христианства, но само в преддверии переоценки и «Антихриста» использует исторически-искупительную топику. «Антихрист» в еще большей степени, чем все другие сочинения Ницше, преследует перформативные цели; он хочет чего-то достичь в мире, чего-то в высшей степени решающего, абсолютно переворачивающего. Он хочет выбить господствующую мораль из ее религиозных и метафизических петель, чтобы инициировать нечто совершенно новое. «Ecce Homo» в свою очередь преследует цель избавить Антихриста от «дисангелиста», от Павла (как от него не был избавлен Иисус), заставляя Антихриста самого написать отчет о своих деяниях.

3. Источники

Поскольку «Антихрист» тематически очень четко структурирован, к отдельным частям произведения можно довольно однозначно отнести основные источники, выводы которых Ницше по своему обыкновению по-новому контекстуализирует и амальгамирует. Происхождение примененных знаний, однако, сознательно затушевывается; в «Антихристе» источники почти не называются, а если и называются, то в полемическом отмежевании³⁵.

Для критики иудео-христианского понятия Бога в разделах с 16 по 19 важными источниками идей являются Велльгаузен 1887 (и 1883) и Достоевский 1886a. Изображение буддизма в разделах с 20 по 23 обязано Ольденбергу 1881. Для описания истории Израиля, иудаизма и раннего христианства Ницше использовал Велльгаузена 1883, для своего образа Иисуса, несмотря на всю полемику, — Ренана 1863/67 («Жизнь Иисуса»). Не без внимания остался и Толстой 1885. Для характеристики Иисуса как идиота послужило, вероятно, опосредованное знакомство Ницше с одноименным романом Достоевского. Различные тома «Происхождения христианства» Ренана, а также Липперт 1882 предоставили материал для изложения предыстории и ранней истории христианства. При представлении Законов Ману Ницше ссылался на уже тогда научно несостоятельное издание Жаколлио 1876. Картина Ренессанса в разделе 61 отражает сильное влияние Буркхардта 1869b. Общие психофизиологические сведения Ницше черпал из Фере 1887 и 1888, в то время как Гюйо 1887 предоставил специфически религиозно-психологический материал, а Лекки 1873 и 1879 — культурно-исторический.

4. Концепция и структура

В отличие от «Сумерек идолов» и «Ecce Homo», «Антихрист» скомпонован как непрерывный полемический трактат, состоящий из предисловия и 62 разделов. Подах³⁶ и Монтинари³⁷ также относят к тексту «Антихриста» «Закон против христианства», сохранившийся в других рукописях³⁸. Изначально «Антихрист» был задуман как первая из четырех книг «Переоценки всех ценностей», которой Ницше надеялся вызвать всемирно-исторический переворот путем свержения традиционной морали. После завершения «Антихриста» он временно отложил продолжение проекта «Переоценки». С конца ноября 1888 г. он рассматривал «Антихриста» как всю «Переоценку», не нуждающуюся в дальнейших частях. Первоначальный подзаголовок из черновиков «Опыт критики христианства» (также и в искаженных изданиях с 1895 г.) был изменен на «Проклятие христианству»; указание на «Переоценку всех ценностей», первоначально также фигурировавшее в качестве подзаголовка, Ницше в итоге вычеркнул.

«Антихрист» в несколько подходов с разных сторон стремится доказать, что христианство — враждебный всем естественным жизненным порывам продукт нигилизма. Хотя предисловие сначала отстраняется от обычного читателя: «эта книга принадлежит немногим», из письма Ницше следует, что он предназначал ее для массовой аудитории. Критика, принципы которой излагаются в разделах с 1 по 7, высказывается с «мы»-перспективы «гиперборейцев», для которых хорошо все, «что повышает в человеке чувство мощи, волю к мощи, саму мощь», а плохо — все, что происходит из слабости. Подвергая резкой критике христианскую (и шопенгауэровскую) добродетель сострадания как со-страдания со слабыми, Ницше взывает к выведению высшего типа человека. По его мнению, против этих сильных, не заботящихся о традиционной морали, христианство развязало «смертельную войну». В современности одержали верх ценности декаданса, за что христианство делается непосредственно ответственным. Именно в сострадании, по мнению Ницше, христианство склоняет к ничто, отрицает жизнь.

Разделы с 8 по 14 разоблачают западную философию как предприятие, до глубин испорченное теологией. Это особенно проявляется в немецкой философии, определяемой протестантизмом, в частности у Канта. Философ почти везде предстает как «дальнейшее развитие жреческого типа», в то время как новопровозглашенная философия должна быть скептической, научной по методу и скромной — скромной особенно в антропологическом отношении, поскольку человек — лишь самое больное животное, однако и самое интересное. Представление о духе, независимом от тела, высмеивается.

Раздел 15 переходит к более подробному анализу христианства. Вначале свидетельствуется его полная отчужденность от действительности в служении мироотрицанию. Затем в разделах с 16 по 19 следует «критика христианского понятия Бога». Низведение Бога от народного Бога, воплощающего полноту жизни «как в хорошем, так и в плохом», до Бога исключительно хорошего обрисовывается на примере иудео-христианской истории. Бог в христианстве предстает как сила, направленная против жизни. Должно вызывать беспокойство, что «сильным расам» Северной Европы не удалось противопоставить этому Богу нечто более сильное.

Разделы с 20 по 23 сравнивают две «религии декаданса» — христианство и буддизм. При этом буддизм выглядит значительно лучше, поскольку он заинтересован только в борьбе со страданием, а не занимается иллюзорными вещами, такими как грех. Он воздерживается от всякого принуждения, а также молитвы и аскезы; буддизму, как порождению высших сословий, чужд рессентимент, так же как борьба с инакомыслящими. Христианство же хочет «приручить» варваров, в действительности делая их больными.

С раздела 24 начинается обсуждение истории возникновения, развития и влияния христианства, которое с редкими перерывами продолжается до раздела 61. Сначала возникновение христианства рассматривается как логическое следствие иудаизма, история которого излагается как история последовательного «разъестествления естественных ценностей», то есть как установление «морали ресентимента» вместо первоначально господствовавшей «благородной морали».

Христианство предстает как анархическое продолжение иудаизма, при этом «психологический тип спасителя» полностью выпадает из схемы декаданса (разделы с 28 по 35): «Антихрист» изображает Иисуса как неспособного к героизму «идиота», который из-за чрезмерной восприимчивости к страданию отказывается от всякой дистанции, а также как «великого символиста», который полностью растворяется в любви. Тем самым у христианства последовательно отнимается основание для самолегитимации.

Пример Иисуса был совершенно неправильно понят ранними христианами, а Павел должен быть заклеймен как «гений ненависти». Концепция искупительной жертвы и бессмертие — это инструменты, с помощью которых моральная фальсификация христианства воздействовала на мировую историю (разделы с 37 по 46). Особенно подчеркивается радикально негативное отношение христианства к науке (разделы 47–49).

Разделы с 50 по 55 набрасывают «психологию веры», согласно которой убеждения — это темницы, от которых можно защититься только скепсисом и филологией. В качестве противоположной модели и примера более благотворного применения «священной лжи» разделы 56 и 57 дают представление о «Законах Ману», кастовый порядок которых «Антихрист» (в отличие от соответствующих записей Ницше из Nachlass) прямо одобряет.

Христианство, согласно разделам 58–61, подорвало Римскую империю, разрушило культурное наследие античности, безнадежно уступило исламу и, наконец, в лице Реформации, задушило в зародыше многообещающие антихристианские тенденции Ренессанса. Последний раздел резюмирует обвинения в форме оглашения приговора, а приложенный «Закон против христианства» перечисляет его отдельных представителей и проявления как заслуживающие проклятия.

5. Место «Антихриста» в творчестве Ницше

Начиная с «Рождения трагедии», которое стремилось к обновлению культуры в духе вагнеровской музыкальной драмы и новой мифологии, Ницше уже осознавал себя философом, хотя и вне рамок школьной философии. К концу семидесятых годов его мышление все больше приобретало радикально-просветительский, свободомыслящий (freigeisterisch) характер. После анализа и деструкции прежних смысловых конструкций Ницше в начале восьмидесятых годов отправился на поиски нового, «позитивного» содержания. «Учения» в «Заратустре» стали началом процесса его кристаллизации: в частности, это учение о Вечном возвращении того же самого, о Сверхчеловеке и о Воле к власти.

В середине восьмидесятых годов центр тяжести мысли Ницше сместился к вопросу о происхождении человеческих ценностей и способах их ревизии. Таковую констелляцию ценностей Ницше обобщенно называл моралью. «К генеалогии морали» предприняло естественно-историческую, гено-историческую попытку объяснения морали (моралей) и показало, что всякая мораль обусловлена историческими обстоятельствами и не является вневременной истиной, явленной свыше.

В свой последний творческий период Ницше задумал «Переоценку всех ценностей» — на основании выводов, полученных в ходе исследований происхождения морали. Как уже упоминалось, вначале «Антихрист» должен был стать первой из четырех частей этой «Переоценки», ставящей на голову все существовавшие доныне ценности, пока после завершения текста Ницше не решил, что вся «Переоценка» уже содержится в «Антихристе»³⁹. Это сочинение, которое предстает как декрет, не терпящий возражений, кажется, знаменует уход Ницше из круга философов, подобно тому, как с «Рождением трагедии» он вышел из круга филологов: приложенный к произведению «Закон против христианства» называет философа «преступником из преступников». Философия всю свою историю служила той же враждебной жизни морали, которая определила судьбы мира через христианство. Одновременно в «Антихристе» Ницше продолжал то критическое дело, которое он осуществлял в произведениях своего «свободомыслящего» периода: «Переоценка», которая содержится в книге, является по существу демонтажным проектом, который лишь издали показывает, в чем могла бы состоять новая мораль, не наносящая ущерба «жизни» — очень открыто сформулированной ключевой категории Ницше. Поскольку «Антихрист», согласно поздним словам Ницше, является завершенной «Переоценкой всех ценностей», а та, в свою очередь, согласно самопониманию Ницше 1888 г., была его всемирно-исторической задачей, это сочинение заняло для него решающее место во всем его творчестве.

Существенен вопрос об адресатах «Антихриста», который, согласно предисловию, обращен лишь к «немногим» — по преимуществу тем, кто еще даже не родился, — но, как следует, например, из письма Паулю Дойссену от 26 ноября 1888 г.⁴⁰, должен сразу же выйти миллионным тиражом. Между слабыми и сильными, согласно самому произведению, по-видимому, не может быть взаимопонимания. Таким образом, для «Антихриста», собственно, не может быть большой аудитории, с которой уже заигрывал «Так говорил Заратустра» — «Книга для всех и ни для кого»⁴¹. Для кого же тогда он предназначен? Можно предположить, что «немногие» уже достаточно осведомлены из прежних сочинений Ницше о вещах, которые он излагает здесь в форме риторически инсценированной истории⁴². Воздействует ли «Антихрист» на своих призванных и непризванных читателей так, как это задумывается в черновике письма Брандесу от начала декабря 1888 г., а именно, чтобы они прозрели, что быть христианином «бесчестно, трусливо, нечистоплотно»⁴³? Разве «немногие» не знали этого, если их действия едва ли определялись осуждаемой «Антихристом» христианской моралью сострадания и слабости? Что с того, что военные и политики, «антихристы дела»⁴⁴, применяют христианскую риторику, если с христианством современности дела уже обстоят неважно; и «Антихрист», согласно культурной диагностике самого Ницше, таким образом, обрушивается на нечто уже умирающее?

«Остальное следует из этого» — гласит седьмое положение «Закона против христианства». По-видимому, подобным образом из продемонстрированной критики христианства в «Антихристе» для читателя должна «следовать» переоценка всех ценностей, а именно осуществиться в практической жизни. Сочинение, которое виртуозно владеет различными методами разоблачения (психологическим, «физиологическим», филологическим, историческим) и вводит совершенно новые точки зрения, значимо еще и потому, что в нем предполагаемые основные учения Ницше не играют никакой роли (Вечное возвращение), или играют лишь второстепенную (Сверхчеловек), либо проблематизируются (Воля к власти, которой, очевидно, не хватает типу спасителя). При всем возрастании резкости тона и остроты послания в позднем творчестве Ницше можно заметить признаки философского смещения взгляда — например, там, где он выступает за новую форму скепсиса⁴⁵. Конечно, это смещение взгляда осталось недостаточно освещенным в преимущественно апологетически или полемически мотивированной истории рецепции «Антихриста». Неслыханная резкость тона вызвала со стороны экзегетов сильные защитные реакции.

6. К истории влияния

После того как Ницше погрузился в безумие, публикация «Антихриста» была сначала отложена. Однако она все же состоялась — в отличие от «Ecce Homo» — уже в 1895 г. в рамках первого издания сочинений Фрица Кёгеля под наблюдением Элизабет Фёрстер-Ницше. Сестра Ницше опустила четыре особенно предосудительных по её мнению места, которые: 1) прямо оскорбляли Иисуса или 2) действующего кайзера Вильгельма II, 3) вызывали сомнения в библейской грамотности Ницше, 4) могли навести на мысль о его мании величия. Она вела политику «литературного умиротворения» и подчеркивала, что Ницше не сам опубликовал текст, «и что он, вероятно, первоначально был написан в более мягкой тональности. Я не хочу этим утверждать, что, если бы это сочинение было издано им самим, оно имело бы другие основания, но я полагаю, что, будучи написанным в более спокойном душевном состоянии, содержание гораздо больше соответствовало бы манере изложения "По ту сторону добра и зла"»⁴⁶. Вместо того чтобы теперь подробнее останавливаться на содержании «Антихриста», Фёрстер-Ницше старается доказать, что Ницше отнюдь не был враждебно настроен по отношению к «подлинному» христианству в целом. «Он очень высоко ценил тот род религиозного утешения, который давали слабым и страдающим именно христианство и буддизм»⁴⁷. «До самого завершения своего мышления он сохранял нежную любовь к основателю христианства»⁴⁸ — тезис, который до сих пор пользуется неослабевающей популярностью в теологически ориентированной литературе. В 1907-08 гг. Фёрстер-Ницше в публицистической кампании, в которой ей пособничал Кёзелиц, обвинила только что умершего Франца Овербека в том, что он в Турине умышленно оставил рукописи еще трех книг «Переоценки», которые таким образом были утеряны⁴⁹. При этом из известного ей, но никогда ею не опубликованного письма Ницше Дойссену от 26 ноября 1888 г., она, как и Кёзелиц, прекрасно знала, что Ницше никогда не писал эти книги и в итоге счел «Антихрист» всей «Переоценкой»⁵⁰.

Конечно, в начале истории рецепции «Антихриста» шокированные и враждебные реакции были многочисленны, и отнюдь не только среди теологов. Артур Древс, например, который был известным отрицателем историчности Иисуса, считал, что «Антихрист» — это «уже не критика, а дикая ругань, при которой Ницше входит в ярость, как буйный, потерявший власть над собой. Всё произведение от первой до последней строки будто написано в одном безостановочном порыве аффекта»⁵¹. В этой линии рецепции доминирует мотив психопатологизации позднего творчества Ницше. Тезис заключается в том, что в этих сочинениях уже видно безумие Ницше, и «Антихрист» особенно уже не следует интерпретировать как философский текст всерьез. Так, Ойген Финк пишет об «Антихристе»: «Неумеренность сама себя лишает намеченного эффекта; не убеждаешь, когда у тебя пена у рта»⁵².

Противоположная линия рецепции «Антихрист», напротив, дистанцируется от тенденций к патологизации. Она была подкреплена доказательством Монтинари, что Ницше в конечном итоге отказался от плана «главного прозаического произведения» под названием «Воля к власти»⁵³. Конечно, именно «Антихрист» становился инструментом политики и вызывал соответствующие политические защитные реакции: «Антихрист» — единственное отдельное произведение Ницше, которое, наряду с различными антологиями Ницше, в Советской зоне оккупации нацистской Германии и в ранней ГДР фигурировало в «Списках литературы, подлежащей изъятию», т.е. должно было быть удалено из библиотек и книжных магазинов⁵⁴. Указание цензуры касалось только трех определенных изданий «Антихрист», а именно изданий Фридриха Муравски (1940), Эрнста Прехта (1941) и Вильгельма Маттиссена (1941). Эти три издания в сопроводительных текстах решительно ставили «Антихрист» на службу национал-социализму. Очевидно, «Антихрист» особенно подходил для такого прямого использования. В конце концов, даже Адольф Эйхман в заключительном слове на своем судебном процессе в Иерусалиме говорил о «предписанной государством переоценке ценностей»⁵⁵.

«Антихрист» особенно значим для рецепции Ницше в области религии и критики религии. С одной стороны, сочинение действовало как катализатор при обосновании «ницшеанской религии»⁵⁶, поскольку оно в лице христианства рисует в максимально резкой форме противоположный образ того, что религиозные ницшеанцы считают желательным⁵⁷. Тем не менее, из этого произведения едва ли можно было извлечь позитивную утопию новой религии: несмотря на относительно положительные суждения о доизгнаническом Израиле, буддизме, индуизме по меркам Ману и исламе, критика христианства в произведении не оставляет нетронутой ни одну форму позитивной религии, так что только одностороннее прочтение, игнорирующее принципиальные религиозно-критические черты, может сделать из «Антихриста» текст, служащий для подкрепления ницшеанской религии, которая свои проповеднические элементы все равно черпает скорее из «Так говорил Заратустра»⁵⁸.

С другой стороны, друзья и защитники христианства чувствовали, что «Антихрист» пошатывает их уверенность в себе. Теологические попытки справиться с фундаментальной критикой Ницше (в «Антихристе» в частности) варьируются от простого отступления к догматическим основаниям до больших жестов его инкорпорации⁵⁹. Демонизация Ницше как эсхатологической фигуры или дьявольского ликвидатора христианских истин, которая долгое время доминировала в теологической литературе о Ницше⁶⁰, тем временем — несмотря на все негодование по поводу профанных попыток Ницше наделять бессмысленное смыслом⁶¹ — во многом уступила место его одомашниванию как, к несчастью, не спасенного искателя Бога⁶². В таких случаях можно прочитать, например, что Ницше стремился к синтезу Иисуса и Диониса, потому что «если кто-то когда-то и был теологом, то это Ницше — всей своей жизнью, которую он поставил на карту»⁶³. Эта схема ре-теологизации Ницше укоренилась уже около 1900 г. Так, друг Ницше Овербек отмечает: «От [Юлиуса] Кафтана я слышу, что он с Ницше зашел так далеко, что объявляет его одним из лучших воспитателей теологии. Доказательство, во всяком случае, того, какой архитеолог Кафтан, ибо для паразитической сущности теологии его суждение характерно. Теология всегда поступала таким образом и двигалась вперед, примыкая к чуждому ей и живя за его счет, более всего это касается науки. [...] Разборчивым паразит вообще не может быть, он должен пожирать то, что ему подают, ему важен только накрытый стол. [...] "Господствовать — и больше не быть рабом Бога — это средство осталось, чтобы облагородить людей" — это слово Ницше [...] по справедливости должно было бы испортить всем теологам вкус к Ницше, особенно "современным", которые религию и христианство рассматривают и оценивают с точки зрения средства власти, средства к мировому господству (конечно, в самом резком противоречии с глубочайшим духом христианства)»⁶⁴.

Кое-где утвердилась оценка, что Ницше говорил лишь о ложных путях развития христианства, и поэтому, оставаясь христианином, можно вполне разделять его критику и вместе с ним защищать очищенное или очищающееся Евангелие⁶⁵. Другая альтернатива состоит в том, что осуждение Ницше касалось только «христианства его времени», и доступный ему «образ христианства» был «настолько искаженным», «что любой здравомыслящий человек должен был бы сказать ему решительное "нет"»⁶⁶. Диагноз Петера Кёстера не был опровергнут появившейся с тех пор литературой: «Одна мысль, по-видимому, доставляет теологическим авторам серьезные трудности и затрагивает их самолюбие: а именно, что Ницше был способен очень остро видеть христианство в некоторых существенных чертах — и тем не менее отрицал его»⁶⁷.

Теологически заинтересованные авторы особенно много работали над реконструкцией Иисуса Ницше, над его «психологией спасителя». «Изолированно эти тексты могут создать впечатление, что Ницше хочет противопоставить истинное Евангелие Иисуса "дисангелию" Павла, церкви, христианства. Правда в этом только то, что Ницше в борьбе против христианства может использовать и самого Иисуса как ударное оружие, и поэтому использует. Ложно в этом, однако, сопутствующее представление, что Ницше — это что-то вроде учителя imitatio Christi»⁶⁸. Что кажущееся позитивное обращения к Иисусу имеет в первую очередь стратегическое значение в качестве аргумента уже подчеркивал Эрнст Бенц⁶⁹, в то время как Ойген Бизер в своих многочисленных публикациях на эту тему не уставал подчеркивать «никогда полностью не оставленную» связь Ницше с Иисусом⁷⁰. Как сильно теологические авторы надеялись на христианскую репатриацию Ницше, особенно в том, что касается его трактовки Иисуса, показывают проницательные анализы теологического дискурса о Ницше у Петера Кёстера⁷¹, у Дитера Шеллонга⁷² и Магнуса Штрита⁷³. Необходимая сдержанность в отношении якобы обновленной Ницше христианской набожности, конечно, не должна исключать амбициозных философских толкований «психологии спасителя»⁷⁴.